Литература о духовных семинариях, их
учащихся и учащих до сих пор остается мало известной
даже в православной читающей аудитории.
Между тем художественные произведения,
мемуарные записки и публицистически очерки, которые,
являясь весьма специфическим историческим
свидетельством, посвящены
внутреннему и внешнему описанию духовных
школ, позволяют узнать много интересного об учебном
процессе, досуге, быте, фольклоре семинаристов.
Живые, искренние
повествования, авторами которых
обычно выступают люди, уже умудренные богатым
жизненным опытом – прежде всего религиозным
(архиереи, священники, преподаватели,
выпускники семинарий и др.), дают уникальную
возможность исподволь проследить этапы
духовного роста, глубже понять причины, побуждающие
к беззаветному, жертвенному служению
Христу.
Именно поэтому вниманию читателей нашего сайта
впервые предлагается «Антология
семинарской жизни», в которой будет
представлена – в намеренно мозаичном
порядке – широкая панорама семинаристского
житья-бытья XVIII – начала XXI
веков.
| Здание Пензенской Духовной Семинарии |
Николай Ксенофонтович
Смирнов родился в 1847 году в селе
Красное Муромского уезда Владимирской губернии
в семье священника – настоятеля
Троицкого храма Ксенофонта Прохоровича
Смирнова.
О жизни Николая Ксенофонтовича можно узнать из
разных источников. Он закончил Киевскую
духовную академию со степенью кандидата
богословия, был преподавателем литургики и
гомилетики в Пензенской духовной
семинарии, занимал пост редактора «Пензенских
епархиальных ведомостей», дослужился до
статского советника, был кавалером
орденов святого Станислава 2-й и 3-й
степени и святой Анны 3-й степени.
Один из его учеников – священник
И. Добронравов – составил
воспоминания об этом замечательном
человеке[1].
В памяти семинаристов Николай
Ксенофонтович остался ревностным
проповедником слова Божия, желающим и
своих воспитанников зажечь пламенем
проповеди. Именно поэтому он постоянно учил
питомцев: «Изъяснение догматических истин
– лучший способ укрепить в сердцах простых
слушателей теплоту сердечной веры в
Бога-Искупителя и Его святых – наших
молитвенников перед Ним».
Николая Ксенофонтовича отличало, без
преувеличения, благоговейное отношение к
иконостасу, который, по его мнению, должен служить для
прихожан наглядной иллюстрацией для бесед и поучений.
При помощи икон усердный пастырь может раскрыть
все домостроительство нашего спасения.
Особенно он любил старинные иконостасы,
вершиной своей упирающиеся в
церковный купол. «Это подобие неба, –
говорил он, – куда должны устремляться умом и
сердцем верующие, присутствующие в храме
и взирающие на лики святых –
членов Церкви небесной».
При составлении поучений Николай
Ксенофонтович советовал избегать сухости
и отвлеченности, а придавать им более
живости и наглядности, писать их языком
правильным и чистым, без иностранных
выражений, которых сам он всячески избегал.
Чтобы пастырское слово было кристально понятно
простому народу, преподаватель советовал
вводить в проповедь живые
примеры, заимствованные из жизни святых
и церковной истории. Важны также сильные и
меткие выражения, которые должно извлекать из
творений святых отцов и учителей
Церкви – опытных в духовной жизни.
Для достижения наилучших результатов он
требовал от своих учеников, чтобы те
завели специальные тетрадки –
«трафаретки», куда бы вносили примеры,
которые могли им пригодиться в учебных целях и
в дальнейшем служении.
Вместе с тем при составлении поучений
нравственного характера, по глубокому
убеждению Н.К. Смирнова, нужно не только изложить
библейское и святоотеческое учение о том или другом
грехе или добродетели, но и указать,
руководствуясь духовным опытом
подвижников, средства борьбы с пагубными
страстями и пути, ведущие к добродетельной жизни.
Иными словами, проповедник обязан не только
указывать, но и врачевать, назидать,
предостерегать и облегчать христианину неустанную борьбу
его с искушениями мира, слабостями плоти, происками
диавола.
Много времени Николай Ксенофонтович
отводил практической подготовке к предстоящим
проповедям, которые воспитанники
Пензенской духовной школы в то
время произносили в семинарском и соборном
храмах. Он каждый раз проводил
своеобразные репетиции, следил за декламацией
семинаристов, интонацией, голосом, требовал,
чтобы ученик при произнесении брал голосом ноту соль. На
первых порах все приступали к этому делу
несмело и вели себя скованно. Но постепенно
ситуация менялась, и богомольцы Крестового храма
слушали юных проповедников с большим
вниманием.
Сам Николай Ксенофонтович относился к своим
питомцам довольно снисходительно, хорошо зная, какие
трудности приходилось испытывать им в
начальный период: ведь проповедовать
труднее, чем рассказывать теорию по гомилетике,
поскольку всякое дело вообще труднее теории и
плана. Но при этом он неукоснительно требовал, чтобы
предоставляемые ему для произнесения в храме
поучения занимали не более десяти минут.
Призывал он и учитывать особенности
слушающих (их возраст, образование и проч.).
Сохранилась его весьма показательная рецензия:
«Автор должен иметь в виду не
интеллигентный только класс, но и простых слушателей,
младенцев по вере, требующих для себя не
твердой пищи, но и словесного млека, которое
было бы доступно им не только по содержанию, но и по
способу изложения мыслей».
Пользовался Николай Ксенофонтович и еще
одним действенным методическим приемом. Он
старался приучать семинаристов к так
называемой церковной импровизации, то
есть произнесению поучений без тетрадки, пусть и после
некоторой подготовки. Устную проповедь он,
несомненно, ставил выше прочитанной.
Семинарист, желающий сказать перед классом
проповедь-импровизацию, должен был набросать
в тетрадке ее план, с которым и выходил на
кафедру. Некоторые из смельчаков под планом помещали
полностью и саму проповедь. Но такие хитрости быстро
открывались. Сохранилось следующее
воспоминание воспитанников тех лет:
«Однажды нам задано было приготовить
поучение в Великий пяток по образцу
известной проповеди. К кафедре
вызван был ученик, у которого учитель заметил
вложенный в тетрадку печатный листок.
”Представьте, – говорил
Николай Ксенофонтович, – что вас слушают
не ученики, а ваши будущие прихожане. Вы
выйдете к ним без бумажки в руках, поэтому
вашу тетрадку положите сюда”, – и он
указал на кафедру. Обезоруженный ученик сначала
растерялся, но скоро оправился и медленно, с
расстановкой начал: ”Во имя Отца и
Сына и Святаго Духа!” ”Братие!
Давайте плакать”, – с
чувством воззвал
проповедник, а затем, немного помолчав,
сказал: – ”Аминь”. Громкий
раскатистый смех был ответом проповеднику на
его импровизацию. ”Больше вам ничего и
не остается, – едва удерживаясь от
улыбки, проговорил Николай Ксенофонтович,
– как садиться и плакать” – новый
взрыв смеха; и он поставил
проповеднику в журнале единицу».
Перед окончанием курса Николай Ксенофонтович с
присущим ему юмором говорил выпускникам:
«Когда будете священниками в сельских
приходах и встретятся вам недоуменные случаи
из пастырской практики, за советами обращайтесь ко
мне, а на ответ прилагайте марку и
конверт».
Автор воспоминаний о своем семинарском
наставнике протоиерей И. Добронравов с
большим чувством пишет: «Никогда не
забуду я того впечатления, которое произвел он
на меня, тогда еще юношу, только что определенного на
священническое место в уездный город. Это было
спустя год по окончании мною курса семинарии. Смиренный и
благообразный, с каким-то апостольским обликом, сидел
Николай Ксенофонтович перед письменным столом,
весь углубившись в рассматривание
присланных для редакции рукописей. Невольное
смущение закрадывалось в душу: как мелки,
вероятно, показались для него мои недоумения? Но
нужно же было разъяснить цель своего прихода, и по
мере того, как она выяснялась, незаметно для меня
самого исчезло мое смущение. Беседа шла о лучшей
подготовке к проповеди –
импровизации. Николай Ксенофонтович
воодушевился и повел разговор со
мною как с товарищем, совершенно забыв,
что перед ним сидит его недавний ученик. После
часовой беседы я уходил от него с запасом добрых
советов, которые имели громадное значение
в моей более чем десятилетней проповеднической
практике».
01 / 03 / 2010
|